251 библиотека, культурные традиции и понимание, что человек — представитель цивилизованного мира. В школу Освальда записали с фамилией матери и «человеческим», по его выражению, именем: Валентин Еремин. С 5-го класса его стихи публиковали газеты, в т. ч. «Пионерская правда». В 1937 г. был осужден на 10 лет лишения свободы родной отец Освальда и Сюзанны. В 1938 г. серьезно заболел и оставил службу отчим, в 1939 г. он умер. Вероятно, по его настоянию мать еще в 1938 г. увезла детей в родной Челябинск, где могли не знать об их родстве с «врагом народа». Здесь Фаина Яковлевна работала учителем русского языка и литературы, а в челябинской газете появились стихи Вали Еремина об Урале: Набежит волна, малахит-волна, Как змея в песке, зашипит она. Перестань смешить, Тургояк-чудак, Тебе на берег не залезть никак… В 16 лет паспорт юноше оформили по метрике, и он официально остался Освальдом Плебейским. В составленную до войны книгу уральских школьников «Урал — земля золотая» вошли стихи челябинца Вали Еремина и рисунок свердловчанина Эрика Неизвестного — знаменитого ныне скульптора. Издать книгу в Москве помешала война; она вышла в Свердловске в 1944 г., когда оба автора командовали отделениями на фронтах Великой Отечественной войны и их обоих ожидали тяжелые ранения. С началом войны Освальд стал рабочим военного завода, в 1942 г. — студентом педагогического института, а в 18 лет с первого курса ушел на фронт: «…я пошел добровольцем защищать русскую культуру, русскую историю, словом, Отечество от нашествия тевтонцев…». В Первой танковой армии командовал отделением автоматчиков: участвовал в огнестрельных и рукопашных боях, ходил в разведку, получил звание гвардии сержанта, медаль «За отвагу», орден Славы 3-й степени и страшное ранение, принесшее инвалидность. Весной 1944 г. в Карпатах при взрыве мины в юношу «влетело 18 осколков», самые серьезные повреждения получили позвоночник и тазобедренный сустав: Долго, долго «пантеры» и «мессеры» В кошки-мышки играли со мной. И однажды в кровавое месиво Раздолбали скелет мой родной… Так начинается его стихотворение «Полевой госпиталь», посвященное молоденькой медсестре, спасавшей истекавшего кровью бойца: …Я метался, обритый весь наголо, Весь в бинтах среди смерти и зла. А она целовала и плакала. И со мною в обнимку спала. Притулялась так розово около И, давясь от рыданья платком, Своего полусгнившего сокола Черносливом кормила силком. Жизнь не стала нам свадебной скатертью, И не вспыхнул нам радостный тост. Мне девчонка была Богоматерью, Я девчонке — казнённый Христос… После госпиталей в 19 лет он освоил трость, т. к. вывернутая нога служила плохо, позвоночник потерял гибкость и надежность. Вернулся в Челябинск и после госпиталей, преодолевая уныние, в сентябре 1944 г. восстановился в институте: …Иду, взираю на витрины, Стучит в панель клюка моя. На сердце горше акрихина Лежит пилюля бытия. В январе 1945 г. Плебейский организовал студенческое общество «Снежное вино» с целью «саморазвития талантов» и наполнения жизни факультета духом творчества. Восемь юношей: студенты и их работающие друзья, в т. ч. два или три фронтовика, — из своих сочинений, нередко наивных и подражательных, составляли рукотворный альманах. В нем не было политики, только темы войны, любви, романтики дальних стран. Предлагали его всем студентам, собирали отзывы. По рекомендации Л. К. Татьяничевой Плебейский стал студентом-заочником Литературного института. В начале 1946 г. в Челябинске планировалась его первая книга, а «Снежное вино» готовило третий выпуск альманаха. Но планы рухнули. Литературная самодеятельность была объявлена «антисоветской агитацией во время войны», хотя первый выпуск альманаха вышел в мае 1945 г. и антисоветских тем в нем не было; но он не был санкционирован «сверху». Создание общества было объявлено тайным, хотя оно таковым не было, указывалось в альманахе, просто в свои ряды они принимали не всех желающих, а только тех, в ком видели талант, также не принимали «партийцев», избегая диктата. В итоге общество было признано «организованной контрреволюционной деятельностью». Последовали аресты, допросы, фабрикация обвинений и жестокие приговоры. На суде прокурор назвал ребят «шайкой мерзопакостных негодяев», а Плебейскому требовал смертной казни, и адвокат отказался защищать «столь чуждый элемент». Услышав о приговоре к 10 годам лишения свободы, мать плакала от счастья. Аморальность того судилища позднее он выразил в стихах: Когда все доказательство — донос, Преступники тогда карают честных.
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2