183 дов. Этот период точен у Пушкина и обозначен словами царя «будь царицей и роди богатыря мне к исходу сентября». Примеры мифологизации времени можно обнаружить в современной практике праздничных гуляний – на Масленицу, Семик-Троицу, Ивана Купалу, Коляду. Все перечисленные праздники тоже связаны с временем года, солнцеворотом, солнцестоянием, но исторического, конкретного, времени в них как бы нет. Оно, конечно, присутствует в одежде, речи, убранстве, декоре, но в целом эта группа праздников не предполагает вмешательства «дня нынешнего», хотя существует в нем, создавая другую реальность. Даже такая историческая реалия у Пушкина – «Братья дружною толпою выезжают погулять... Сорочина в поле спешить, иль башку с широких плеч у татарина отсечь, или вытравить из леса пятигорского черкеса» («Сказка о мертвой царевне») – условна; поскольку сорочины (возможны и сарацины, и половцы) – V – VII вв., татарское иго – XII в., пятигорские черкесы – XVII в. О каком конкретно времени идет речь в сказке? Исторического времени нет, ибо в нем нет необходимости, ведь главное – чем заняты добрые молодцы: они охотятся и защищают свою землю. Мифологическое время не ритмично, протяженность его зависит от характера действия праздничных и сказочных персонажей. Кстати, о персонажах в сказках Пушкина. Как правило, и праздник, и сказка оперируют мифологическим пантеоном низшего порядка; здесь нет Хорса, Даждьбога, даже Семаргл или Ма-кошь не упоминаются, зато действуют «герои» народной демонологии: Баба Яга, Лешие, бесы, черти, Ярила, русалки, Кострома. Много персонажей животного происхождения: бурый волк, медведь, белка, лебедь. В сказках нет образа козла, так характерного для праздника, но это, видимо, обусловлено поэтической традицией автора, который приемлет сильную иронию, но не открытый откровенно-народный саркастический смех. Покоряет то, с какой этнографической досто-
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2