151 Своеобразие Мамина-Сибиряка как писателя социального проявляется и в том, как он вводит в ткань своих художественных произведений этнографический материал (не так, как А. С. Пушкин, и даже не так, как Ф. М. Решетников). Например, в «Диком счастье» (черновой вариант) он, прежде чем рассказать о свадьбе Нюши, героини романа, считает необходимым совершить социально-исторический экскурс в прошлое Урала, уведомить читателя, что «вот здесь, на далеком Урале, почти в первобытной своей чистоте сохранилась старинная русская свадьба со всеми ее обрядами и песнями, именно свадьба ХVI века, какой занесли ее сюда русские выходцы, тянувшие на Камень из Новгорода, Москвы, Углича...» [IV, c. 342]; отвлекаясь от конкретной свадьбы, той, что служит содержанием данной главы, он параллельно вводит новый стилистический слой повествования и дает справку о характере уральской свадьбы вообще [IV, c. 343]. По сведениям писателя, между прочим, мы узнаем, что «собственно все свадебные церемонии подразделялись на три отделения: сватанье, просватанье и самая свадьба» [Там же], что «сватанье разбивалось на смотрины женихом невесты, формальную засылку сватов и сговор; просватанье – на рукобитье, посиденки, обручение и девичник, а свадьба – на церемонии до венца, благословенье молодых и собственно бальный свадебный пир» [Там же]. Между тем не «теоретическая», а живая, реальная свадьба течет в повествовании своим руслом, как бы перебивая голос автора и вместе с тем подтверждая справедливость его «справок». Можно сказать, те два направления в изображении зрелищно-игрового фольклора, о которых мы говорили выше, здесь, у Мамина-Сибиряка, образуют некое единство. Второе, о чем мы хотели сказать в связи с этим писателем: он, как бы предвосхищая то, что повсеместно отмечается в современной культуре и что называется ее фольклоризацией, в свое время мечтал о возможности «поставить на сцене такую чердынскую свадьбу, без
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2