141 дался хохот. – “Ха-ха-ха-ха! Сидорку в атаманы!.. Куда ему косому! Ведь у него один глаз на нас, а другой в Арзамас!”» [1, c. 10]), тут и «постоянные места» – диалоги, которые хотя и произносятся по наитию, импровизационно, но опираются на прочную традицию (например, к играющим подходит новый «персонаж» – разбитной и удалой казачонок Мишка Хандохин: «Как шар, Мишка вкатился в толпу ребятишек, прокричал еще издали: – Шире, дале с пирогами, дай дорогу с табаком! – Меня ли вам надо? – сказал Мишкa, повернувшись несколько раз на одной ноге и состроив преуморительную гримасу, от которой вся толпа захохотала. – А то кого же, коль не тебя? Не беса же лысого, – сказали казачата и в ту же минуту общим голосом нарекли Мишку Давыдом Мартемьяновичем, и часть войскового атамана Бородина» [Там же, с. 18]). Как видим, Мишке дается целая роль, и он уже не просто мальчишка, а Давыд Мартемьянович Бородин. А то, что говорит Мишка, это и его, и не его – он просто хорошо пользуется традицией. Как, впрочем, и другие ребята. Это особенно заметно, когда начинается следующий этап игры – «метание». Сколько словесной изобретательности, находчивости, смекалки проявляют казачата, составляя вопросы-антитезы, которые обязан разгадать атаман, подбирая себе товарищей! [1, с. 20–21]. В таком же духе И. И. Железнов рисует и другие сцены народного быта, связанные с песнями, играми, обрядами. Его бытописательский, этнографический метод изображения зрелищноигрового фольклора многое проясняет в самом процессе бытования народно-поэтических произведений, а, главное, помогает нам как бы стать участниками тех далеких времен. К этнографическому направлению в изображении зрелищно-игрового фольклора принадлежат работавшие одновременно с И. И. Железновым, только в других районах Урала, литераторыочеркисты Я. Предтеченский и Д. Петухов. Однако их способ пе-
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2