135 нически воспроизвести самую атмосферу времени Пугачева, батальные и бытовые картины, типы бунтовщиков, их разнообразные характеры, обычаи и нравы, наконец, их развлечения и песни. Далеко не все из того, что узнал Пушкин из уральского фольклора, вошло в «Историю Пугачева» и «Капитанскую дочку». Так, только косвенно использовал он и почерпнутые в Оренбуржье сведения о местной обрядовой поэзии. По свидетельству В. И. Даля, который был вместе с поэтом в течение всех дней пребывания того в Оренбуржье, Пушкин очень заинтересованно слушал и записывал рассказы «бердской казачки» об уральской свадьбе [9]. Есть основание предполагать, что свадебные песни, выдержки из которых Пушкин использовал в качестве эпиграфов к некоторым главам «Капитанской дочки» (V и ХП), были услышаны именно от нее. Записать все поэт не сумел, даже имя рассказчицы [10], но, обладая огромной силой памяти воображения, используя в качестве подспорья архивные источники, свои беглые заметки, а также сборники произведений народного поэтического творчества [11], он передал то, что мы называем зрелищным и игровым содержанием фольклора. В этом легко убедиться, прочитав то место из «Капитанской дочки», где изображается исполнение пугачевцами песни «Не шуми, мати зеленая дубравушка» [VIII, с. 330–331]; столь же выразительны, хотя и лаконичны, нарисованные им картины сватовства и свадьбы в «Истории Пугачева» [IX, с. 45–46], а также потрясающий по силе драматизма эпизод, в котором воссоздается плач матери по убитому сыну [IX, с. 51]. Анализируя эти повествовательные отрывки, можно установить принципы изображения фольклора А. С. Пушкиным. Отчетливо видно, что его интересы в данном случае не ограничивались простым воспроизведением текста народной песни, народного причитания. Ему очень важно было передать самый характер их пополнения, а это, как мы знаем, связано с изображением не толь-
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2