122 бог...»). Да и живет Он не только в своем недосягаемом запределе, Он разлит по всей земле, по всей русской природе: «...и несли хоругви бора / ту, до слез благую весть, / нет которой приговора и которой срока несть...» И как истинный Отец со своими детьми, Он повсюду с людьми ‒ в горе и в радости, Он знает каждого лично и о каждом может рассказать, если кто попросит: «...поведай, господь, мою грешную душу...» Он готов явить благодать храму, возведенному на освистанном ветрами поле, готов стать богом бедности, принимая и «нищие светлицы душ», внимая осанне поэта, спетой даже «богохульным... стихом»... Но и люди, а прежде всего сам поэт, обязаны отстрадать за такого «своего до гроба» бога по полной программе, как «сыны за отца», поскольку от рождения виновны и в «беспутности сыновней», и в «беспечности дочерней»: ...И мы страдаем до конца и триедино ‒ во имя Духа и Отца, во имя Сына. Как связные между людьми и Богом, ангелы у Борисова еще ближе к людским страданиям, чем сам Создатель. Они сопутствуют каждому из нас персонально и связаны с нами буквально кровной пуповиной, оборвать которую способна лишь смерть. Такие ангелы принимают на себя все удары людских судеб, они страдают и мучаются вместе со своими подопечными, а порою ими же и мучимы. Они напрямую замешаны в людских грехах, а зачастую подвержены самым что ни на есть земным страстям: «...С нежилых высот сошедший / о любви потолковать / бьется ангел сумасшедший / о тесовую кровать...» Увы, такой ангел не в силах предотвратить зло или остановить насилие. Присутствуя на садистской казни над Гармонией мира, он только «...плачется, и путает причет, и никнет головой...» Однако беспомощный изменить судьбу человека, этот ангел принимает ее как свою. Пытаясь все же спасти человеческую душу, он вместе с ней «ангелом беглым» уходит «от искуса», печется о ней, «связуя рваные нити» и «источая свет». Как малые дети, ангелы у Борисова радуются хо-
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2