288 Всё, что дальше в книге, если смотреть из её начала, – это прошлое, настоящее и будущее одновременно. Время «совершается» тысячекратно, оно закольцовано, идёт по кругу, но в минуты высоких состояний можно дотянуться до изначального, вневременного и – повернуть ход событий: <...> Ты загадала! Да сбудется всё – Дальше покатится дней колесо, Свет беспечальный сойдёт на лицо, И озарит его, и озарится Спящее море, и скальный отвес, Лёгкая дымка по краю небес... Крикнешь: Агой! – и откликнется: здесь! И повторится. И почти в каждом стихотворении слышен этот отзвук из вечности. В детском «добуквенном и дочисленном» сознании: «Мне было пять. Над буквами и числами / Ещё довлели крепкие замки. / Но ясно было всё, чему учиться мне / И чем душе спасаться от тоски». Или просто в сердце, открытом Космосу: Первоязык тополей ещё не знаком, но стихи дословно Считывает тоска моя с полутёмного небосклона. <...> И я замираю, строки, по небу разбросанные, читая До конца предложенья, где точка – жемчужная, нежная, золотая, Огромная непостижимо, а дальше – пусто и неподвижно. И ничего не слышно, но сердце – сердце, конечно, слышно: Всё, что оно, спеша, говорит, не имеет словесной плоти И превращается в тишину – в дословно истинном переводе. Это знание из вечности – вне слов. Как гул-звон и свет-не-отсюда. Как свет сквозь снег. Перевести его в речь может только сознание, преодолевшее границы обыденности, свои временные и временные пределы.
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2