286 Шёлковый августовский платок Серебряной ниткой шит. Кажется, только что здесь была, Острый луч за собой тянула Тоненькая игла Вечернего гула... Края пространства соединя По невидимому лекалу, Холодной искоркою огня В траву упала <...>. Хорошо знакомая картина, но отчего в неё не получается проникнуть сходу, с лёгкостью? Требуется усилие. Стихи читаешь – как будто идёшь в сильном встречном потоке воды. Или – круто вверх по горному склону, а может быть – по старинной винтовой лестнице. Нужна большая концентрация внимания и ответного чувства, чтобы, следя за развитием смысла, в разворачивании метафор – трудно, но быстро подниматься. И когда это получается – обретаешь иное зрение. Здесь всё проницаемо. Всё – звук: гул или звон. И свет. Этот свет – не дневной и не из нашего мира. Из пространства над временем: Повсюду только свет, но каждому по вере, Не этой, где война, а неизбывной – той... Никто не умирал – но заблудился в ветре, Растаял по весне, в поля ушёл водой. <...> Шагая так, до нехватки воздуха, до сердцебиения, проходишь от первой страницы до последней, будто держась за невидимые стропы – гула-звона и света-не-отсюда. Это похоже на подвесной мост – всё время немного кружится голова от покачивания и высоты. <...> И жажда моя неутешна отныне, И сколь ни мечтаю забыть – бесполезно, Как ветер качает мосты навесные – Пути караванов сквозь гулкие бездны. По навесным мостам шли караваны и несли амфору, а в ней – знание о мире и о человеке. А потом случилась катастрофа. Вечность иссякла,
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2