273 Уже не плод воображенья, а отражение веков… Но это благо, что не можешь себе наметить ту черту, С которой вечность потревожишь, а сам отступишь – в темноту… Твердость и бесстрашие современного поэта – вещи относительные: мы живем не в эпоху дуэлей или политических доносов, и сложнее усмотреть сущность происходящего, чем написать эпиграмму или обличительный куплет. Поэтому ценно, когда, собравшись на тризне, друзья «соберутся помянуть – прочтут четверостишие – и снова ей огнем блеснуть из вечного затишья». Здесь нет позы или снобизма непризнанного гения – такие иллюзии в провинции излишняя роскошь. И Мужчина-Поэт, умудренный опытом бездуховности современников, размышляя о творческом чуде, констатирует: Если будешь способен на чудо, никого не заманивай ввысь – Поднимайся наверх и оттуда за предавших и умных молись… Ну, а смерть не имеет значенья – сколько раз обрывалась строка От того, что нажмешь с облегченьем на холодную точку курка… В цикле следующем – о круговороте дня – оба голоса, Мужчины и Женщины, доселе говорящие в разнобой, вдруг начинают словно обретать слабую способность слышать друг друга: ОН: Твой огонь неприкасаем – пальцы обожжешь, Но легко мы угасаем, если рядом ложь… ОНА: Среди бескрайних сырых полей и домиков-развалюх Глухое молчанье земли моей обжигает мой слух… («Свеча») ОН: Все, кажется, выпито, выжжено… Но опять открываю скрижали… Свиваются простыни, смотрит окно, и тонкое лезвие жалит. ОНА: Я знаю все, что я хочу сказать, но речь ее была такая мука, Что никакою силой не связать могучий ток неведомого звука. («Бессонница») И вдохновенная мужской поддержкой, Женщина все смелее декларирует: Учись, новорожденный свет, вбирай тепло, металл и камень! Слова, звучите под руками – протест, мольба или сонет.
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2