259 У каждой вершины есть имя. Она одна. У каждой вершины – каменных толщ оплот. Под каждой вершиной – дремучая глубина Болот. И ещё одно – стихи очень легки. Речь здесь идёт даже не о технике – хотя практически вся поэзия Ягодинцевой удивительно ненатужна, эту свободу нельзя сымитировать, подделать, мы с удовлетворением ловим себя на том, что сразу «попадаем в такт». Такая воздушность созвучна воздушности бытия, в котором всё тяжеловесное, грозное, страшное лечится «одним касаньем» снегопада (снега у автора очень много, и он очень разный), берестяным ковшиком с водой, белоснежной пеной герани, которая «застилает глаза и мешает плакать», бабочкой, повстречавшейся тигру на охотничьей тропе... И с той же легкостью поэзия утешает и утишает нас, одаряет смирением, любовью, ощущением, что роковое бремя рано или поздно спадет, как, например, в летящем, сквозящем, точно собранном из хокку стихотворении: На том берегу Юрюзани, Словно уже на небе, Избы стоят высоко. Мостиком в три дощечки, Тропкой по косогору – Разве туда взберёшься? Примыкают к сердцу, потому что они созвучны и общему впечатлению от книги. Во многих стихах Нины Ягодинцевой душа узнает самое себя; а это ощущение – едва ли не единственное мерило подлинной поэзии. К. Рубинский 2002 г. (см. п. 979) КАКИЕ ТАЙНЫ, ОБРАЗЫ, СОЗВЕЗДЬЯ… Истины немногословны. Истинные стихи – молчание. Перефразирую: святое мучительное молчание. Стихи и молчание – парадокс? О нет! Вспомните, бывает ли лживо молчанье? Бывает ли суетно? Суесловно?.. И когда молчание становится стихами – это истинные стихи. Это молчание – музыка ветрового напева, лепет древесных крон, накат моря, шёпот
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2