258 и настоящим», где не только одно умрёт без другого, но где порой и не ясно, что же иллюзорно, а что – подлинно. Сыростанский ли, таганайский рай, купальские ли праздники в гуще лесов у заповедных озёр – настоящее? Или зримее и правдивее то, что они собой воплощают, куда уводят нас, бескрылых, сомневающихся в истинности знака? Всякая фактичная земная примета – шёпот воды, тайно выспевающая земляника, «пасхальный сухарик со сладкой своей позолотой» – обеспечивается значимым и таинственным откликом оттуда, где любые загадки получат ответ, любые паузы станут одной – самой главной, где тебя простят и успокоят, и снег упадет на истомившиеся от зноя губы… «Проспект заканчивается закатом», – говорит автор: вот оно, мирское, уходящее от самого себя. Вечность, по Ягодинцевой, не мертва, не амбивалентна – она так же по-человечески наполнена вполне земным, так же уютна и утешна: За тем невидимым пределом, Где все невинны и чисты. Как будто в фильме чёрно-белом: Вокзал, автобусы, часы. <…> Из мира в мир, всегда навстречу Иным улыбкам и слезам. В слепое утро, зыбкий вечер, Другой сырой автовокзал. Но не только городские пейзажи наполняются ощущением вечности – взять хотя бы «горные» стихи. Кстати, кто ещё из современных уральских поэтов создавал подобное о том же Таганае, не скатываясь в туристскую «бардовость» и не впадая в сладкую пасторальщину? Горы для Ягодинцевой – это там, где ближе всего к «пределу»; и ещё в прежних её сборниках мы с волнением наблюдали метафору горы-книги, страницу которой может перевернуть лишь «Господь-библиотекарь». В нынешнем сборнике вечность в горах похожа «на синюю стаю китов, плывущих навстречу солнцу», а взбирающиеся на вершины однажды делают это в последний раз, «чтобы потом вернуться в город и жить как все», но их дети наследуют крылатую страсть к высотам. Это стихотворение написано на внешне сдержанной, но на самом деле такой пронизывающей интонации, что у читающего перехватывает дыхание.
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2