248 ты, чтобы «проснуться в май, как вишнёвая ветка», героине приходится забыть смирение и страх. И когда калёный колокольный звон будит пустоту, и между побирушками на храмовой паперти вдруг видится босая девочка, несущая из переполненного храма янтарную свечу, замирающее сердце почему‐то удерживает от торопливого отклика. Особым, однако, для поэта становится Рождество – и среди дремучих крутолобых гор в посёлке Сыростан, куда, кажется, в эту ночь идёт весь мировой снег, и во встающей на молитву заснеженной Москве, в которой поэт опять ощущает свою бесприютность, но которую вновь любит – без памяти. И тут же – снова о Родине, где «с покорных… всегда берут втройне – // В миру и на войне, в воде или в огне….», но где канва событий ткётся не на земле, а в холодной выси «Из наших молитв и чаяний – верных нитей, // Из наших наивных песен и смутных снов…» И именно эта канва становится тем самым покровом, который раскрывает над страной Богородица. Чувствуя и сознавая это, и сам со смирением принимаешь опять же вполне христианский вывод о том, что «…надо жить не хлебом и не словом, // А запахом лесов – берёзовым, сосновым, // Беседовать с водой, скитаться с облаками // И грозы принимать раскрытыми руками…» Но с одним уточнением: именно в России, которая «страшна, как страшен сон из детства» и где «Мы рождены в луну, как в зеркало, глядеться, // И узнавать черты, и вчитываться в знаки, // И сердце доверять ворованной бумаге…» И пусть «Великая страна, юдоль твоя земная, // Скитается в веках, сама себя не зная...», поэт вновь повторяет – очевидно прежде всего для себя: «В России надо жить!» А какое именно слово нуждается в смысловом ударении, решать читателю. Удерживать эту максиму трудно. Иной раз кажется, что даже когда «минет век, отстоится вино» и прошедшая «через землю и камень» кровь превратится в живительную влагу, душа, «Озарённая высшим прощеньем,// Никогда – ни мечтою, ни тенью – // Не захочет вернуться назад…» И край терпения уже близок: «Сквозь последнее ветхое небо // Неземная твердыня видна…» Поэт способна, не отрываясь, смотреть и на «теченье донных трав, подобное дыханью» и не отпускающее взор так долго, что «опомнишься – зима. Оглянешься – пустыня». И всё‐таки куда больше её снова и снова притягивает небо, которое «повсюду окружает нас». Его
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2