185 зу, из ключевых слов с хорошо знакомой поэтической маркировкой, слов, выстраивающихся в иерархический ряд: любовь – одинок (одиночество) – прошлое – ‹восхождение к небу› облака – плата – поединок – власть – сиротство – любовь. Слово «любовь» открывает и закрывает ряд и, в конечном счёте, оказывается в нём самым значимым, что и разрушает читательский стереотип восприятия самой «классической» темы русской поэзии. Всё стихотворение – обращение лирического героя к самому себе («ты», «твоим», «ты», «тебя», «тебе»), что делает ситуацию внутренне замкнутой. Лирический герой лишён связей с людьми, с миром: одиночество в настоящем и будущем («всегда»). «Материк растворяется» (метафорическая реализация фразеологизма «земля уходит из-под ног»), то есть на земле герою нет места, и он начинает вертикальное движение – отрыв от исчезнувшей, как Атлантида, земли к небу. Но небо «угрюмое», похоже, герою не радо, небо негостеприимно, «своих» не узнаёт. Попытка взойти по облакам не разрешает конфликта, той ситуации, которая через несколько строк будет прямо обозначена как «сиротство». Небо ведёт себя совсем не традиционно – закрывается, отвергает. Сиротой принято называть ребёнка, оставшегося без отца и матери, что и имеем в результате: матьземля («материк») «растворяется в прошлом», «угрюмый» отец-небо «ребёнка» не признаёт. Более того, за попыткой восхождения немедленно следует «плата». Это метафора слёз – «невесомых апрельских дождинок», связанных в строфе с глаголом «получил», вызывающим негативные ассоциации. «Плата» – это и «город сырой» (созвучие с «сирый»), и обречённость на сиротство. Следующий виток лирического сюжета – «поединок», но не с теми, кто отвергает, как это всегда было, а с «горькой властью своей», и не возникает вопроса об источнике власти, это понятно – тому, кто восходит на небо по облакам, власть «дана» (страдательная конструкция – кем? – тоже догадываемся, но от этого не легче, ибо понимаем: то, что дано свыше – дар и одновременно тяжкое испытание). Какая поразительная анонимность всего, что происходит в художественном пространстве текста! Никто не назван, не обозначено место действия, всё инкогнито и не событие ни для кого. Лёгкими акварельными штрихами намечены размытые апрельские дороги, разлившиеся рекой, «растворяющей» материк и уходящей в небо, самоё небо, да «город сырой», да какие-то «дубовые» – откуда и куда? –
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2