97 дистской гинекологии, карательной психиатрии, при торжестве закона. С. Борисов остудил наш пыл. А это не больше, чем враки ‒ все в мире пребудет, как есть, поскольку и в будущей драке своих мародеров не счесть. Наши чаяния на появление сильной личности, которая повернет государство лицом к народу, оказались не более как наивной мечтой, ибо Правят устав и стяжают оброк сильные мира, как воры в законе. Если поэт проник в тайное тайных еще до его губительной реализации, то стоит ли говорить о более простом? Образность разлита по всей поэзии С. Борисова, начиная с любовных стихотворений и до поэмы «Приговор», где смерть для героя ‒ избавление от нестерпимых мук. Ты падал! Смеркалось небо, зрачки твои крыла наледь, и волю кружило, словно расщепленное весло... О том, как проявляется в поэзии С. Борисова слово, я намерен сказать более подробно. В статье о «Приговоре» был описан основной прием создания образа Зла ‒ массированное использование слов одного эмоциональносодержательного плана, которые, постоянно воздействуя на сознание и подсознание читателя в одном направлении, формируют единое смысловое и эмоциональное восприятие образа (этот прием использовали А. Чехов в рассказе «Спать хочется» и И. Бунин в повести «Митина любовь»). Коснулся я той же темы, сравнив стихотворения М. Лермонтова, С. Есенина и С. Борисова, и приблизительно определил, что количество слов, создающих основной мотив стихотворений, приближается к половине всего текста. В этой статье уточняются, как оказалось, завышенные цифры и делаются некоторые выводы. Для анализа отобраны три стихотворения, в кото-
RkJQdWJsaXNoZXIy NDM2MzM2